Попытка понять мир

Что значит помочь? Не стоит ли за этим желанием гордыня, являясь более сильным и хорошим чувством? Что такое жалость, и хорошее ли это чувство? Это вопросы, с которых мы начали разговор с коучем Олегом Ковриковом о его марафоне в Сьерра-Леоне, но которые я не планировала затрагивать. И всё же разговор повернул в другую сторону, и интервью о помощи бедной, нецивилизованной и экзотической стране превратилось в провокацию для каждого читающего этот текст. Провокацию, заставляющую задуматься о сути помощи и ловушке цивилизации, в которой и мы сами застряли.

Общалась и записала Ёлита Зикуте

  

Моя история должна была начинаться так: “В одной из самых бедных стран мира Сьерра-Леоне я пробежал благотворительный марафон, цель которого – помочь этой стране и собрать деньги, на которые могли бы построить школу для местных детей. Всего участвовали 386 участников из более чем 20 стран. Весь марафон пробежали 86 человек, другие выбрали более короткие дистанции”.

Верю, что многие другие участники марафона могли бы рассказать о том, как они помогли детям Африки. Моя история была бы такой же, если бы не неделя до марафона, проведенная в Сьерра-Леоне. Это время дало возможность узнать страну поглубже и сильно поменяло мое видение многих вещей. 


Страна голодных и счастливых людей

За неделю до марафона мы с друзьями из Литвы приехали в Сьерра-Леоне. Нас отвезли в глубину страны, где редко бывает белый человек. Дети до 3 лет пугаются и бегут к маме с ужасом на лице, а дети постарше, наоборот, бегут поздороваться, кричат “апато” (“белый человек”), хотят потрогать твою кожу. В то же время они очень послушные – если кто скажет “нельзя”, в тот же миг весь отряд отходит в сторону.

Сьерра-Леоне – страна, где 10 лет назад шла ужасная война, унесшая много жизней. Теперь 42 процента всех живущих там людей – дети до 14 лет. Что это значит? Когда едешь или идешь по улице, из каждого дома выбегает 5-10 детей, потом выходит женщина, одна, другая, а мужчин замечаешь редко. Полно детей. Их майки порваны либо сильно велики по размеру, большинство из них без обуви, но они всегда радостно машут руками. В шоке задумываюсь, как они могут быть настолько радостными? Ведь мы приехали им помогать, их спасать, но постоянно видя такую радость на лицах, не оставляет чувство, что мы приехали в счастливую страну. И закрадывается сомнение, что может не им, на самом деле, нужна помощь, а нам. Мы, имея все возможности для выживания и жизни в достатке, не умеем чувствовать такой радости, которая присутствует тут.


Помочь значит дать?

Каждый сороковой житель Сьерра-Леоне – человек с ампутированной конечностью. Очень часто можно увидеть людей на костылях или в коляске. В одной из деревень смотрю, как идет женщина на костылях. За руку она ведет четырехлетнего ребенка, а к спине привязан годовалый. Оба они недаедают – с большими животами и выскочившими пупками. Смотря на нее, я понимаю, что она не в состоянии обеспечить детей едой. Вспомнил статистику, что каждый пятый ребенок не доживает до пятилетнего возраста. Когда в Сьерра-Леоне видят младенца или маленького ребенка, люди не говорят таких комплиментов как у нас: “Какой красивый мальчик или девочка». Там такого критерия нету. Сразу говорят – «сильный». Или молчат. Если сильный, то больше шансов выжить. Природа как бы сама производит отбор – рождается столько детей, потому что многие не выживают. Понимаю, что и эти два ребенка могут быть из этой статистики.

Смотрю в глаза той женщины, вижу ее детей, внутри поднимается желание дать ей денег и в то же время понимаю, что это неправильно. Даже пошло. Она смотрит на меня без унижения, с достоинством и смирением как равный на равного. Понимаю, что дав ей денег, помогу на месяц или два, как-то исправлю ситуацию, но в то же время могу что-то сломать внутри ее. Спрашиваю, что случилось с ее ногой. Она подняла платье – одной кости голени нету, рана затянулась сама, никто ее не зашивал. Из–за недостающей кости стопа вывернута в сторону и на нее опираться невозможно. Однако женщина показывает ногу без жалости к себе, без ожидания сочувствия, без стыда. Жизнь такая, какая есть. Она смотрит и улыбается. Чувствую, как внутри меня сжимает жалость и понимаю, что жалость – неправильная, потому что она делает меня выше. Я как бы становлюсь более счастливым, потому что могу ей помочь, но когда она смотрит мне в глаза с такой внутренней силой, понимаю, что скорее не я ей, а она мне может что-то дать и помочь. И может не надо ничего давать, а лучше просто побыть вместе? И просто стою рядом и чувствую, что очень много получаю от нее, а она получает от меня. Наполняемся друг от друга. И каждый становится сильнее. Как бы одинаковые, и в то же время очень разные. 

Когда выезжаю из деревни, на сердце тяжело – все думаю “Почему я не дал денег?”, и было на много проще дать. Потом вижу другую женщину с детьми и похожей проблемой, через сто метров еще одну. И опять. Эти дети, их так много… Чувствую, как внутри что-то закипает и не ясно, что делать.

 

Здесь и теперь

Мысли о помощи не покидают меня. Почему западные люди думают, что могут больше и могут помочь африканцам? Ведь сила здешних людей удивляет – пятилетние девочки на себе носят двухлетних младенцев, а шестилетние дети уже работают вместе со взрослыми. Женщины на спине несут ребенка, а на голове – огромные ведра с водой, фруктами или углем. И для них это нормально.

Местные умеют находится в настоящем (здесь и теперь), и это позволяет им быть счастливыми. Может от того, что они не имеют выбора, от того что у них нет возможности, поэтому они и счастливы? Конечно, если не готов, то правила такой жизни раздражают. Например, прошел ливень, выхожу на улицу и вижу, что ветер сдул половину крыши рядом стоящего дома. Что делают его жители? Они собирают с земли жестянки, кладут на крышу и прижимают тремя камнями, прикрывая образовавшиеся дыры. Через пару часов все дыры “заделаны”. И никого не волнует сделать более сильную конструкцию. Они сидят и дальше едят манго. Когда кончится манго,  пойдут собирать ананасы и т.д. Наверное, они планируют максимум на неделю вперед. Впору разозлиться – как можно так безответственно жить? Но, с другой стороны, когда они выходят на улицу, они сыты, теперь дождя нет и они умеют наслаждаться данным моментом, находиться здесь и теперь.

Не говорю, что так и надо жить. Это одна крайность. Другая крайность, как живут западные люди – имеют всего достаточно. Некоторые собрали запасов на десятки и даже сотни лет вперед, но все равно не могут расслабиться, отдохнуть и порадоваться. Так хочется каждому задать вопрос – а сколько тебе конкретно надо вещей и денег, чтобы ты смог приостановиться и побыть здесь и сейчас? Чтобы не сравнивал себя с более или менее счастливыми, не рвался вперед за статусом, лучшем местом, а просто жил.
 

Как зарождается вирус несчастья

То, что делают белые, когда приезжают в Африку, становится заметным, когда из провинциальных деревушек приезжаем в города Сьерра-Леоне. Тут появляется чувство, что местные уже «испорчены» – они уже поняли, что белый человек – «счастливый» человек, потому что он с автомобилем, имеет мобильный телефон и деньги. Не имея иммунитета к таким соблазнам, местные начинают желать этих вещей. И тогда мир как бы раскалывается, приобретает формы «счастливый» и «несчастный». Парадокс, но мы, европейцы с цивилизацией, и вносим этот вирус счастья и несчастья. Там где нас еще не было, присутствует ощущение каждодневного счастья, хоть местные и живут короче, постоянно имеют проблемы со здоровьем, голодные и не имеют обуви и одежды. Когда появляется разница между «счастливыми» и «несчастными» поднимается зависть и агрессия. Некоторые, видя меня, просят денег, другие требуют, некоторые злятся, что сам не сообразил и не дал. 

Эти разницы «счастья» портят как черных, так и белых. Видел, как приехавшие в страну белые сидят в гостиницах за большими заборами, создав себе стерильную атмосферу, не хотят ее покидать и «измазаться». Черные для них примитивные, низкие существа. Трудно смотреть, когда кто-то из белых кидает конфеты в толпу, а черные как собачки начинают их подбирать… 

 

Дать или поделиться?

В страну приезжает много религиозных и благотворительных организаций. Приехав, очень трудно не поддаться гордыне и не стать спасателем – «ведь для этого и приехали». В таких ситуациях появляется много людей, которые в обычной жизни не могут создать пользу, чувствовать себя ценными, полезными, нужными. Поэтому они приезжают сюда, потому что просто находясь тут, раздавая конфеты, ты уже ценный. Давая, взамен получаешь определенную дозу наркотика – быть «хорошим» сильно цепляет.

Испугался, что желая помогать могу почувствовать себя лучше других. Приходит осознание, что жалость может быть определенной формой гордыни. Когда жалость приходит в сердце, чувствую себя выше и счастливее других. Очень важно сознавать свой мотив – если даю как себе равному человеку, я делюсь. Поделившись растворяю различие, сближаюсь и обогащаю себя и другого. Когда делимся тем, что для нас ценно, назад получаем что-то большее! Иногда “что-то большее” – это наше более мягкое сердце, а это уже очень много!

Путешествуя, знакомлюсь с англичанкой, которая работает в Сьерра-Леоне уже три года. Вунтри себя она очень спокойная. Она тут не “помогает”, а просто работает. Выслушав мои размышления, она сказала: “ Знаешь, сюда надо приезжать не спасать мир, а его понять. Только поняв, мы можем помочь”.

 

Другая сторона “добра” цивилизации

Когда перестаю искать ответ на вопрос «Как помогать?» и начинаю наблюдать местную жизнь, меня поражает гармония местных с природой, присутствие здесь и сейчас. Что значит гармония? Мы, европейцы, хорошо умеем потреблять и создаем условия для большего потребления. Учимся в школе, потом в университете, как получить большую пользу из земли, своей работы, предлагаемой услуги и, увеличивая свои “обороты” приближаемся к ситуации, когда на Земле закончатся ресурсы. В Африканском мире по-другому – у них нет школ, поэтому они не умеют получать больше манго или ананасов из Земли, поэтому они ее и не разрушат. Понимаю, что построив школу, обучим людей техникам, как достичь большего с меньшими усилиями. И что тогда? Живя в провинциальной деревушке, они в чем-то наивны и недальновидны. Но когда чернокожий из деревни переезжает в город, его жизнь сильно меняется – там происходит социализация другого уровня. Он, посмотрев видеоклипы по телевизору, начинает хотеть цепочку на шею, мобильный телефон, «Coca-Cola». Тогда компании белых начинают продавать ему эти вещи и учить его, как быть эффективной частичкой этой системы. Попав в более высокий уровень этой социальной системы, у него появляются новые цели – он желает бизнеса с большими оборотами, политики. Войдя в политику, становится частичкой еще более высокого социального уровня, через которую «цивилизованные» скупают земли, алмазы,  золото и другие ресурсы. 

Что теперь происходит в Африке? Китай и Индия массово скупают земли этой страны. Однако, как говорят африканцы, что индийцы и китайцы им нравятся больше, чем европейцы или американцы, так как они не учат их как жить. Ведь на самом деле – приходим,  желая помочь, и в то же самое время хотим всех научить своему способу жизни. Это о том, что мы сами настолько уверены, что то, как мы живем, и есть правильно. А может таким поведением мы больше желаем убедить себя самих?

Есть такое понятие «People before money» (в переводе с английского “люди до прихода денег”) – это люди, жившие (или живущие) до того, как в наступило время рыночной экономики. Такие люди открытые, радующиеся, живущие в настоящем. “Время денег” уносит что-то важное… И это очень четко можно прочувствовать в такой стране как Сьерра-Леоне, где контрасты очевидны.  

 

Прозрение

После таких размышлений чувствую себя как предатель своей команды. Ведь полгода вместе двигались к цели, готовились к марафону, собирали деньги для строительства школы, хотели спасать африканских детей. Но, увидев, как влияет на страну приход “цивилизованных”, что там начинает происходить, начинаю сомневаться, нужна ли там наша помощь и вообще нужно ли лезть туда европейцам? Сильное и наивное убеждение, с которым ехал, рухнуло. И может на самом деле стоит ехать в Африку, чтоб понять мир? Однако не уверен, что его вообще можно понять.

Вернувшись в Литву, я уже не верю той социальной системе, в которой жил и был уверен, что так и надо жить – трудно работать, копить запасы, брать лизинг, строить дом побольше, думать и готовиться к завтршнему дню… Ведь так и создаются рамки социального круга, в котором мы лишь маленькие шестеренки. После путешествия в Африку, я как бы освободился от роли шестеренки, потому что увидел, как можно быть, жить, доверять жизни такой какая она есть и не опираться на устоявшиеся концепции.

Хотя может это тоже одна из концепций, которая рухнет в следующем путешествии…

 

Статья печаталась в журнале “Я и Психология” 2012 г. Октябрь. Литва