20 и 21 апреля Русский драматический театр Литвы встречает зрителя нерядовой премьерой. Это спектакль, где нет ни привычных персонажей, ни привычного действия. Их зрители должны будут создать сами. В этом спетакле, напоминающем интимную встречу, не звучит музыка, нет сложных декораций, а четверо актёров – перестают быть актёрами.
Спектакль „Иллюзии“ поставлен по пьесе современного русского драматурга Ивана Вырыпаева, известного нетрадиционным взглядом на драматургию.
Постановку осуществил человек, удививший театралов: это ведущий семинаров по коучингу (англ. coaching) Олег Ковриков.
О первых шагах по театральной кухне, о концепции спектакля и творческом процессе – наша беседа с режиссёром:
– Олег, как Вы решились попробовать силы в театральной режиссуре – ведь по профессии вы коучер?
Моя работа – способствовать раскрытию человеческих возможностей и приближать желанное будущее. Это мне очень помогает в работе с актёрами. Пробую воспринимать театр, будучи представителем иной профессии. По своей работе знаю, что самые сильные моменты бывают тогда, когда человек раскрывается и говорит нечто важное и личное. Когда хожу в театр, мне часто недостаёт „мгновений истины“. Постоянно пытаюсь разгадать, что чувствует артист, исполняющий свою роль, как режиссёр проживает тему спектакля, и потому стараюсь, чтобы мой спектакль был „прозрачен“: в нём должны отразиться и взаимоотношения актёр-тема, и режиссёрские переживания. Так я представляю себе встречу со зрителем, которая волнует, воздействует на мышление, заряжает светлой энергией. Театр является для меня великолепным инструментом для разговора со зрителем, инструментом, позволяющим «прикоснуться», задать серьёзные вопросы и, в определённом смысле, воспитывать… Театральный режиссёр – активная социальная позиция, которая делает меня ответственным за то, что почерпнёт зритель в спектакле. Большое влияние, в котором таится и некая опасность – именно это мне и нравится.
– Итак, „Иллюзии“ – Ваш первый творческий проект?
Года два назад вместе с одним актёром РДТЛ мы сделали короткометражный фильм на социально-психологическую тематику, который объездил весь мир, его увидела масса людей. Это и было своеобразное начало моего творческого пути. А „Иллюзии“ – да, мой первый проект на сцене театра.
– Вы выбрали пьесу драматурга Ивана Вырыпаева – одного из интереснейших авторов нового русского театра. Чем она вас заинтересовала, очаровала?
В „Иллюзиях“ вскрыта чрезвычайно актуальная тема: мы играем в различные социальные игры не только на службе, но и в семье, часто забывааем о подлинных чуствах к близким людям; отношения становятся лишь формой, в которой не остаётся ничего живого. Меня это очень беспокоит и, думаю, нет человека, для которого тема общения была бы чужда, потому эта пьеса мне так понравилась. Полагаю, в спектакле каждый сможет узнать себя и это заставит задать себе многие вопросы. Моя цель – минимально интерпретировать эту историю, и тогда зрителям достанется больше работы. Тема пьесы, как и сам формат спектакля, сопротивляется привычным стереотипам: каков должен быть театр, какова должна быть любовь и какова жизнь. Это своеобразная шоковая терапия. Обаяние пьесы – в её простоте. Это всего лишь история. О замечательно прожитой жизни, об отношениях, о любви. Хочу, чтобы зритель слышал и видел эту историю, чтобы по-своему интерпретировал и делал собственные выводы, ведь без его усилий этот спектакль утратит смысл. А Вырыпаев мне близок не только как драматруг, но и как личность: он – очень общительный и простой человек, освободившийся от непомерных иллюзий, которыми переполнен современный мир. Я ощутил, что совпали наши воззрения на театр и на жизнь.
– Как сошлись ваши пути?
Я просто обратился к нему и предложил сотрудничество. Мы встречались в Варшаве и Минске, говорили о причинах возникновения иллюзий и главных идеях пьесы. Он тогда не мог приехать в Вильнюс, ибо как раз ставил „Иллюзии” в Кракове. Мне всегда интересно общаться с ним – я наполняюсь спокойной и светлой энергией.
– Как проходит творческий процесс создания Вашего спектакля? Поделитесь впечатлениями, открытиями…
Мне очень по нраву работа с актёрами. Вначале было трудно, когда шёл отбор на роли. Я организовал определённый кастинг, у меня был вполне чёткий критерий отбора: мне требовались молодые люди, которым была бы близка тема спектакля и готовые ею делиться. Хочу, чтобы актёр был скорее собой, чем персoнажем – это не так уж просто. Особенно на театральной сцене. Я замечал, насколько актёры говорят „от себя“ и насколько для них актуальна тема данной пьесы. Я очень доволен сформированной командой.
– Каков Ваш режиссёрский стиль?
Он, можно сказать, косвенный: я больше спрашиваю, чем предлагаю, поэтому сначала было непросто. Актёры ожидали более сильной режиссёрской позиции и решений, но, с другой стороны, когда я начинал эту позицию проявлять, возникал стресс и люди „самоблокировались“. Моей целью было подружиться с актёрами, стать единой командой, где бы каждый чувствовал себя в безопасности и мог свободно проявляться. Я подобным образом работаю и в других сферах, и это всегда окупается: когда человек востребован, он способен на очень многое. Когда я смотрю на актёра, мне важно не только то, что он играет, но мне интересно – как он живёт «за» всем этим и как он себя ощущает, играя такую роль.
– То есть, вы даёте актёрам полную волю действовать самим, на свой взгляд, даже стараетесь не давать прямых указаний. Неразбериха не возникает?
Бывает, что актёры теряются, спрашивают, в каком темпе им говорить, где делать паузы. А я думаю так: если бы это был игровой театр, мне было бы надо взять человека с улицы, проанализировать его поведение, составить определённую модель и тогда – с помощью актёров – пытаться перенести его на сцену, но такой вариант не годится, ибо в пьесе нет персонажа. Я хочу, чтобы актёры вышли и рассказали эту историю попросту „от себя“ – таких, какие они на самом деле. Я не знаю, что ты за человек и что для тебя наиболее важно в этой истории, но я хочу, чтобы ты именно это мне – как зрителю – и показал.
– Вы хотите придать спектаклю документальности?
Документальность – тоже определённая форма, которая отражает лишь бытовую сторону. Когда встречаешься и говоришь с другом – это ведь не документальность, не театральность, не художественность. Это просто реальность. Отсюда все наши дискуссии с актёрами: они думают, что подлинность сама «не зацепит», что нужна какая-то воздействующая форма.
– То есть, можно сказать, вы стремитесь, чтобы актёр забыл, что он – актёр?
Да, этого я и хотел бы, ибо зрителю интереснее видеть человека, который не пытается ничего играть. Такому человеку легче поверить. Я иногда сам себе задаю вопрос: как бы эту историю рассказал, например, человек с улицы, для которого тема этой пьесы просто очень важна? Как только возникает желание понравиться зрителю, тут же приходит ложь. И я, и любой актёр тему „Иллюзий“ интерпретируем по-своему, но я и не хочу, чтобы интепретации совпали. Я не верю, что современного зрителя можно изумить впечатлением – его можно привлечь, заставить задуматься и „заговорить“ либо актуальностью темы, либо неприкрытым, откровенным общением и настоящей жизнью. Ведь когда человек приходит на спектакль и смотрит, скажем, сюжет из XVIII века, он, я думаю, волей-неволей задумывается об актёре: как он возвращается после театра, едет в магазин за хлебом, молоком, забирает ребёнка из садика или школы, идёт домой и… интересно, актёр думает о театре дома? Верю, что зритель задаёт себе такие вопросы и, думаю, он бы охотно поговорил бы с актёром после спектакля, а за этот короткий живой разговор заплатил бы много больше, чем за спектакль, который только что видел.
– Почему Вы считаете, что зритель не нуждается в Вашей твёрдо выраженной позиции?
Всем известно, что мы «болеем» иллюзиями: и я как режиссёр, и актёры, и зрители. Мы можем сколько угодно вещать о том, чтó такое, по сути, жизнь, но это будет только ещё одна иллюзия. Да, это моё субъективное мнение, но как театральный завсегдатай я нередко разочарован увиденным. Думаю, современную публику сложно удивить. Многие спектакли пытаются шокировать зрителя, но я считаю, что это скорее беда: когда привыкают, это уже «не проходит». Я скучаю по обычным историям о простых людях, в которых каждый может узнать себя. В нашей пьесе – история о людях, которые всю жизнь жили очень красивыми, большими иллюзиями. Так что я как режиссёр только даю некий образец и полагаюсь на зрителя – верю, что он возьмёт из этой истории то, что ему нужно, и столько, сколько нужно.
– Что показалось Вам самым сложным при воплощении этой концепции?
Самое сложное – это сценография, костюмы и музыкальные решения, ибо количество и форма этих деталей могут усилить тему или направить всё в сторону. С одной стороны, у театра есть свои правила: как должна выглядеть сцена, костюмы, музыка, режиссёрская работа, но, с другой стороны, цель нашего спектакля вовсе не в этом, вот я и стараюсь принять достойное решение и быть ему верным. Самое трудное было, наверное, отказаться от музыки. Относительно сценографии я тоже всегда говорю художнику – „как можно меньше“. Актёрам этот минимализм очень понравился. Они даже предлагали такую модель: какие стулья по дороге попадутся, такие и нести на сцену. Вообще, хочу использовать как можно меньше дополнительных средств или особых форм, потому что это не нужно живому повествованию. Ведь мы не включаем музыку для того, чтобы усилить эмоцию, когда рассказываем какую-нибудь историю своему другу. В этом случае мне любые средства кажутся глупыми – любые приукрашивания приглушают внутренний потенциал истории. В нашем спектакле усилие зрителя требуется более, чем усилие актёра: это полуторочасовая история, в которой нет музыки, пауз, красочных декораций и других элементов. Я думаю, что активный зритель, не поскупившийся на интеллектуальные и духовные усилия, испытает большое удовольствие. Это спектакль не для ленивого зрителя, для которого театр только повод вздремнуть.
– Спасибо Вам за беседу, желаю успешной премьеры!
Читать полностью: http://ru.delfi.lt/misc/culture/rezhissior-spektaklya-illyuzii-eto-proizvedenie-dlya-rabotyaschego-zritelya.d?id=58287718#ixzz1sXR9S700